Преподавание предпринимательства или написание статей о предпринимательстве - это большой вызов.

Потому что я думаю, что нет единой формулы, как вы можете видеть из последних выступлений, это всегда очень разные истории.

И я думаю, что каждый момент в истории бизнеса, каждый момент в истории технологий случается только один раз.

Следующий Марк Цукерберг не будет создавать социальную сеть, следующий Ларри Пейдж не будет создавать поисковую систему, следующий Билл Гейтс не будет создавать компанию операционных систем.

Если вы копируете этих людей, в каком-то смысле вы не учитесь у них.

Вот почему я считаю, что в бизнесе нет науки.

Наука начинается с цифры два, она начинается с вещей, которые можно повторить и экспериментально проверить тем или иным способом.

А здесь, я думаю, каждая великая компания единственная в своем роде, и вопрос состоит в том, "Как вы переходите от нуля к единице?»

Итак, отправной точкой моей книги "От нуля к единице" является этот своего рода анти-формульный(нешаблонный) подход к вопросу о сингулярности и уникальности как к центральному вопросу.

И я пытаюсь ответить на него с помощью различных противоположных вопросов:

«Какой великий бизнес никто не строит?»

«Скажите мне что-нибудь истинное, в чем с вами никто не согласен»

На эти вопросы часто довольно трудно ответить.

Потому что мы думаем, что трудно прийти к какой-то новой истине, или это часто требует смелости, из-за того, что часто приходится идти против общепринятой мудрости тем или иным способом.

Я хочу поделиться двумя или тремя такими противоречивыми истинами, которые, как мне кажется, люди обычно не понимают.

И у меня есть книга "От нуля до единицы" - это целый набор таких вещей.

Вещей, которые я считаю истинными, но в которых большинство людей со мной не согласны.

Первая большая истина, которая вытекает прямо из этого - идея уникального бизнеса.

Я думаю, что все, если вы основатель или предприниматель, к чему вы хотите стремиться, так это к монополии.

Вы хотите построить компанию, которая единственная в своем роде и настолько сильно отличается от конкурентов, что даже не конкурирует с ними.

И я думаю, что это общепринятая мудрость, что капитализм и конкуренция - это синонимы.

Я считаю, что это антонимы.

Капиталист - это тот, кто занимается накоплением капитала.

А мир совершенной конкуренции - это мир, где все прибыли распределены между конкурентами.

Если вы хотите конкурировать как сумасшедший, тогда вам нужно просто открыть ресторан в Чикаго.

И я думаю, что такие великие компании, как Google, которую я использую в качестве образца своей парадигмы, не имеют серьезной конкуренции в области поиска с 2002 года, когда она окончательно дистанцировалась от Yahoo и Microsoft.

И в результате она генерирует огромные денежные потоки последние 12 лет.

Я как бы подхожу к этому, знаете, я думаю, что есть две разные причины того, что идея монополии и конкуренции не понята.

Первая - несколько интеллектуальная.

Потому что люди, у которых есть монополии, не говорят об этом, они делают вид, что у них нет монополий.

По причинам, которые я оставлю вашему воображению.

А люди, у которых нет монополии, делают вид, что в их бизнесе есть что-то уникальное.

Потому что иначе никто не будет инвестировать или давать им деньги.

И вот как это делается: если у вас есть монополия, как у Google, вы будете делать вид, что вы находитесь на гораздо более крупном рынке.

Поэтому вы никогда не скажете, как Google говорил о поисковом бизнесе, что у нас доля в 66%. мы доминируем на нем гораздо больше, чем Microsoft на рынке операционных систем в 1990-х годах.

Вы вместо этого будете говорить, что мы технологическая компания и технологии это огромное пространство, где мы конкурируем с Apple в iPhone, мы конкурируем с Facebook в социальных сетях и мы собираемся построить самоуправляемые автомобили.

Мы конкурируем со всеми автомобильными компаниями Детройта, и конкуренция есть везде.

И поэтому она как бы затмевается, заставляя рынок казаться больше, чем он есть на самом деле.

И наоборот, если бы вы послушали мою сегодняшнюю речь, вышли отсюда и решили, что вам нужно немедленно открыть ресторан.

И вы бы поговорили с разными инвесторами, а они бы сказали: "Я не хочу вкладывать деньги в ресторан, потому что я знаю, что все они разорятся, и я потеряю все свои деньги».

Вы расскажете им какую-нибудь выдуманную историю о том, что это единственный в своем роде ресторан, он совершенно уникален и очень отличается от всех остальных, это единственная британско-непальская кухня в центре Чикаго.

И вот эту или другую вымышленную историю рассказывают в другом ключе.

И поэтому я думаю, что из-за этих искажений, которые люди рассказывают о своем бизнесе, я думаю, что вопрос монополии в итоге оказывается очень, очень недооцененным.

И мы как бы недооцениваем его как переменную в интеллектуальном плане.

Но я думаю, что есть и вторая причина того, что это не так хорошо понимается.

Знаете, есть такая фраза в "Анне Карениной": "Все счастливые семьи похожи друг на друга, все несчастливые семьи несчастливы по-своему".

И я думаю, что в бизнесе все наоборот.

Я думаю, что все счастливые компании отличаются друг от друга.

Потому что они придумали, нашли какой-то способ радикально дифференцировать себя и уйти от конкуренции.

Все несчастливые компании похожи друг на друга, потому что им не удается уйти от существенной одинаковости, то есть от конкуренции.

Глава в моей книге, озаглавленная "Все счастливые компании разные", была опубликована в Wall Street Journal, и они переименовали ее немного более провокационно, с заголовком "Конкуренция - для неудачников".

И причина этого такого провокационного названия в том, что мы всегда думаем, что неудачники - это люди, которые не могут конкурировать достаточно эффективно, неудачники - это люди, которые медленно выступают в команде по плаванию в средней школе, неудачники - это люди, чьи оценки или результаты тестов недостаточно хороши, чтобы поступить в нужные университеты или что-то в этом роде.

И поэтому идея в том, что конкуренция сама по себе являясь чем-то, что нас извращенно привлекает, очень противоречива.

И я хочу предположить, что всегда существует это невероятное социологическое исследование, что конкуренция оказывает на нас влияние.

Своего рода автобиографический анекдот из моей книги, когда я был подростком в возрасте 20 лет, и советы, которые я давал себе в молодости.

Были невероятно обусловлены такой конкурентной динамикой.

В моем ежегоднике за 8-й класс младшей школы один из моих друзей сказал: "Я знаю, что ты поступишь в Стэнфорд».

И я поступил в Стэнфорд через четыре года, затем поступил в юридическую школу Стэнфорда, а потом оказался в крупной юридической фирме на Уолл-стрит.

Это одно из тех мест, где снаружи все пытались попасть внутрь, а внутри все пытались выбраться наружу.

Когда я ушел через семь месяцев и три дня, один из тех, кто сидел в соседнем коридоре, сказал мне, что его обнадеживает то, что я ушел, он даже не представлял, что из Алькатраса можно сбежать.

Конечно, все, что нужно было сделать, это выйти через парадную дверь, но людям было психологически трудно это сделать, потому что их личность была настолько связана с их соперничеством, с людьми, которых они победили на этом пути, что они даже представить себе не могли, что можно сделать что-то другое.

И поэтому я думаю, что конкуренция - это всегда очень обоюдоострая вещь.

Когда вы яростно соревнуетесь, вы становитесь лучше в том, в чем вы соревнуетесь, но вы всегда сужаете свой фокус до того, чтобы победить людей вокруг вас.

И это часто происходит высокой ценой потери из виду того, что является более важным или, возможно, более ценным.

И поэтому я думаю, что в Кремниевой долине существует очень странное явление, когда многие из самых талантливых звезд, многие великие стартапы, похоже, управляются людьми, страдающими от легкой формы синдрома Аспергера.

И я думаю, что нам нужно всегда разворачивать этот факт и рассматривать его как обвинительный акт всего нашего общества.

Потому что это говорит о нашем обществе, что любой, кто не страдает синдромом Аспергера, кто социально хорошо адаптирован, будет отговариваться от всех своих оригинальных творческих идей еще до того, как они полностью сформируются.

Кто будет чувствовать, что это немного чересчур дико, это немного странно, это звучит немного безумно.

Люди смотрят на меня странным образом.

И я думаю, что это то, что мы все должны осознать, что это своего рода глубоко распространенная проблема.

Они провели эти исследования в Гарвардской школе бизнеса.

По которым , я думаю, часто можно представить, что студент школы бизнеса - это профиль анти-Аспергера, своего рода очень экстравертный, часто не имеющий реальных убеждений.

И у вас есть своего рода тепличная среда, в которую вы помещаете всех этих людей на два года.

И в конце двухлетнего процесса они также поговорили друг с другом и пришли к выводу, что им всем следует попытаться поймать последнюю волну.

И это неизменно оказывается довольно плохой идеей.

В 1989 году все они хотели работать на Майкла Милкена, всего за год или два до того, как он попал в тюрьму.

Вы знаете, что они никогда не интересовались технологиями или Кремниевой долиной, за исключением 99-2000 годов, когда они идеально подобрали время для схлопывания пузыря доткомов.

А затем, в 2005-2007 годах, они занимались жилищным строительством, частным капиталом и тому подобными вещами.

И в некотором смысле легко смеяться над людьми в бизнес-школе или людьми, которых как бы условно отслеживают.

Но я думаю, мы должны признать, что все мы очень склонны к этому.

Вы знаете, что уже во времена Шекспира слово "обезьяна" означало и примата, и подражание, и есть что-то очень глубокое в человеческой природе, что является подражательным.

В этом есть много хорошего - так дети учат язык, так в нашем обществе передается культура.

Но это также может привести к безумному поведению, к безумию толпы, к пузырям, к массовым заблуждениям того или иного рода, и я думаю, что это может сделать реклама.

Мы всегда говорим себе, что мы не настолько склонны к этому, и я думаю, что это то, что я призываю всех нас переосмыслить.

Мы всегда думаем, что реклама - это что-то, что просто поражает других людей и никогда не поражает нас самих.

Я думаю, что это очень далеко не так.

И поэтому монопольная конкуренция - это не только интеллектуальный провал.

Это еще и такая вещь, когда у вас есть крошечная дверь, через которую все пытаются проскочить, а за углом могут быть огромные и тайные ворота, в которые никто не заходит.

И вы всегда должны найти тайный путь и пойти по нему.

Две другие быстрые мысли, две другие быстрые идеи о вещах, которые я считаю правдой, в которых большинство людей со мной не согласны.

Я думаю, что есть много ответов на вопрос "что является истиной, в отношении которой люди со мной не согласны?".

И большинство из нас на самом деле думает, что ответов не так уж и много.

Мы думаем, что все эти ответы уже найдены.

И я как бы даю трихотомию в своей книге: условности - это истины, которые все уже знают, а на другом конце - тайны, которые являются истинами, которые мы не можем понять, которые никто в этом мире не может понять.

И есть вещи, которые находятся между ними, которые трудны, требуют много работы, но если вы приложите усилия, вы сможете их разгадать.

И я называю их "секретами", и я думаю, что осталось много секретов.

Сейчас есть определенные области, где искать не так перспективно.

Как, если бы вы росли в 17 или 18 веке, на карте были пустые места.

Вы могли бы стать первооткрывателем и раскрыть еще несколько секретов географии.

Или в 19 веке в периодической таблице элементов все еще оставались пустые места, и вы могли бы заняться химией и открыть для себя некоторые вещи в базовой химии.

И поэтому я думаю, что география, базовая химия - это области, которые уже полностью изучены, это области, где вы не найдете никаких секретов.

Это не перспективные области, где вы откроете новую истину, которую больше никто не знает.

Или это может стать основой для великого озарения или великого бизнеса.

Но я думаю, что большинство областей не такие.

И я думаю, что есть много направлений, в которых мы можем двигаться, где граница все еще на удивление закрыта.

Это, безусловно, огромное количество идей и бизнесов, которые были открыты в этом IT-пространстве за последние 40 лет.

И нет причин думать, что это закончится вокруг компьютеров, интернета, мобильного интернета, программного обеспечения.

Есть много вещей, которые люди находят, идеи часто кажутся шокирующе простыми в ретроспективе, но они довольно сложны заранее.

Знаете, когда мы придумали Pay Pal, объединив электронную почту с деньгами, вы знаете, что это был секрет, это было не так легко понять.

Никто в мире не догадывался об этом, но это было далеко не невозможно сделать.

И знаете, как только мы придумали идею, мы подумали, что удивительно, что никто до этого еще не додумался.

Мы должны очень быстро реализовать эту идею, пока никто ее не поймал.

И поэтому я думаю, что есть много вещей, много секретов, подобных этому, которые еще предстоит открыть.

И мы видим это на примере всех новых бизнесов, появившихся в этих областях.

На самом деле я думаю, что мы должны попытаться найти некоторые из них в ряде других областей, все от биотехнологий до космических технологий: всевозможные другие области технологий.

Я думаю, что в последние десятилетия они были несколько недостаточно изучены.

И было бы хорошо, если бы конус прогресса был не просто узким конусом вокруг компьютеров в мире битов, а был бы расширен и включал в себя мир атомов во многих других отношениях.

Итак, вторая идея заключается в том, что нам предстоит открыть еще много тайн.

Третья идея, на которой я закончу, и это основная дихотомия (противопоставление) в моей книге.

Я думаю, что для успешного 21-го века нам понадобится и глобализация, и технологические инновации.

И я думаю, что это два совершенно разных вида прогресса.

И люди часто используют эти слова как взаимозаменяемые, и я думаю, что это всегда большая ошибка.

Я рисую глобализацию всегда на оси x.

Я описываю ее как копирование того, что работает, по горизонтали от 1 до n, или экстенсивный рост.

Китай является парадигмой глобализации сегодня.

И при первом приближении, кажется, что Китаю нужно сделать в ближайшие 20 лет, это просто скопировать все, что работает на Западе, или, может быть, пропустить несколько шагов.

Но кто против того, что люди в Китае будут намного лучше обеспечены в ближайшие десятилетия.

И затем я всегда рисую технологию на оси y.

Я описываю ее как вертикальный или интенсивный рост, создание новых вещей, движение от нуля к единице.

И мы можем как бы видеть, что есть большая разница между технологиией и глобализацией.

Если мы подумаем об истории последних 200 лет, мы увидим периоды глобализации и периоды технологий.

XIX век был периодом и того, и другого.

С 1815 по 1914 год наблюдался огромный технологический прогресс и огромные объемы глобализации.

После 1914 года, когда начались мировые войны, коммунизм, всевозможные другие события, глобализация как бы пошла вспять.

Мир стал гораздо более разобщенным, гораздо более фрагментированным, но технологии продолжали развиваться с бешеной скоростью.

И я бы сказал, что с 1971 года, когда Киссинджер отправился в Китай, и глобализация возобновилась, в последние 40 с лишним лет она стала развиваться с бешеной скоростью.

Технологии развивались немного медленнее, когда все были сосредоточены на компьютерах и немного меньше на других вещах.

Последнее столетие, в отличие от XIX века, было периодом, когда у нас сначала было много технологий, но не было глобализации.

А теперь наступил более поздний период, когда у нас много глобализации, но лишь ограниченный технологический прогресс.

И это изменение отражается в том, что мы совсем по-другому говорим о современном мире.

В 1950-х или 1960-х годах мы бы описали мир как разделенный на первый мир и третий мир.

Первый мир - это та часть мира, в которой наблюдался неуклонно ускоряющийся технологический прогресс.

Третий мир - это та часть мира, которая застряла постоянной основе, завязла в тех или иных проблемах в постоянстве.

Итак, никакой глобализации, но много технологий.

Сегодня мы бы разделили мир на развитые и развивающиеся страны.

Развивающиеся страны - это те, которые копируют развитый мир

И поэтому эта развивающаяся дихотомия(раздвоенность), это дихотомия "за" глобализацию, это своего рода теория конвергенции истории (процесс сближения, схождения компромиссов), где весь мир будет становиться все более и более однородным по мере того, как глобализация будет продолжаться.

Но это также косвенно анти-технологическая дихотомия (раздвоенность).

Потому что когда мы говорим, что мы живем в развитом мире, мы косвенно говорим, что мы живем в той части мира, где ничего нового не будет сделано.

Где все закончено, все завершено, и мы можем ожидать десятилетия стагнации и склероза.

И молодое поколение должно ожидать, что уровень жизни будет ниже, чем у их родителей, и у нас есть как бы этот довольно мрачный взгляд на будущее.

И я думаю, что мы не должны принимать такого рода ярлык.

Мы не должны принимать эту идею, что мы живем в развитом мире.

И поэтому в заключение я хочу сказать, что, по-моему, мы всегда должны возвращаться к очень противоречивому вопросу: "Как мы можем развивать развитый мир?"

Большое спасибо.